Неточные совпадения
Хлестаков. Нет,
не хочу! Я знаю, что значит
на другую квартиру: то есть — в тюрьму. Да какое вы
имеете право? Да как вы смеете?.. Да вот я… Я служу в Петербурге. (Бодрится.)Я, я, я…
Они вспомнили, что в ветхом деревянном домике действительно жила и содержала заезжий дом их компатриотка, Анеля Алоизиевна Лядоховская, и что хотя она
не имела никаких
прав на название градоначальнической помпадурши, но тоже была как-то однажды призываема к градоначальнику.
Он
не мог согласиться с тем, что десятки людей, в числе которых и брат его,
имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Во всех этих случаях муж уступал или продавал неверную жену, и та самая сторона, которая за вину
не имела права на вступление в брак, вступала в вымышленные, мнимо узаконенные отношения с новым супругом.
— Это слово «народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один
на тысячу, может быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч,
не только
не выражают своей воли, но
не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы
имеем право говорить, что это воля народа?
Если бы кто-нибудь
имел право спросить Алексея Александровича, что он думает о поведении своей жены, то кроткий, смирный Алексей Александрович ничего
не ответил бы, а очень бы рассердился
на того человека, который у него спросил бы про это.
— Ну-с, ну-с, какая ваша теория? — сказал с улыбкой Катавасов Левину, очевидно вызывая его
на спор. — Почему частные люди
не имеют права?
Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей,
не имея на то никакого положительного
права, —
не самая ли это сладкая пища нашей гордости?
— Ведь губернатор — наследник; он
имеет право на притязания; а что другие-то со всех сторон прицепились, так это-с, ваше сиятельство, человеческое дело. Умерла-с богатая, распоряженья умного и справедливого
не сделала; слетелись со всех сторон охотники поживиться — человеческое дело…
Миллионщик
имеет ту выгоду, что может видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую подлость,
не основанную ни
на каких расчетах: многие очень хорошо знают, что ничего
не получат от него и
не имеют никакого
права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно
на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик.
Так проповедовал Евгений.
Сквозь слез
не видя ничего,
Едва дыша, без возражений,
Татьяна слушала его.
Он подал руку ей. Печально
(Как говорится, машинально)
Татьяна молча оперлась,
Головкой томною склонясь;
Пошли домой вкруг огорода;
Явились вместе, и никто
Не вздумал им пенять
на то:
Имеет сельская свобода
Свои счастливые
права,
Как и надменная Москва.
— Как
не можно? Как же ты говоришь:
не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой
не был
на войне, а ты говоришь —
не имеем права; а ты говоришь —
не нужно идти запорожцам.
Да оставь я иного-то господина совсем одного:
не бери я его и
не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за ним, неусыпно его сторожу, и будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже
на дважды два походить будет, так сказать, математический вид будет
иметь, — оно и приятно-с.
— Порфирий Петрович! — проговорил он громко и отчетливо, хотя едва стоял
на дрожавших ногах, — я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что
имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться себе в глаза и мучить себя я
не позволю.
По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия, вследствие каких-нибудь комбинаций, никоим образом
не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы
на пути как препятствие, то Ньютон
имел бы
право, и даже был бы обязан… устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству.
— Нимало. После этого человек человеку
на сем свете может делать одно только зло и, напротив,
не имеет права сделать ни крошки добра, из-за пустых принятых формальностей. Это нелепо. Ведь если б я, например, помер и оставил бы эту сумму сестрице вашей по духовному завещанию, неужели б она и тогда принять отказалась?
И, однако ж, одеваясь, он осмотрел свой костюм тщательнее обыкновенного. Другого платья у него
не было, а если б и было, он, быть может, и
не надел бы его, — «так, нарочно бы
не надел». Но во всяком случае циником и грязною неряхой нельзя оставаться: он
не имеет права оскорблять чувства других, тем более что те, другие, сами в нем нуждаются и сами зовут к себе. Платье свое он тщательно отчистил щеткой. Белье же было
на нем всегда сносное;
на этот счет он был особенно чистоплотен.
Одним словом, если припомните, проводится некоторый намек
на то, что существуют
на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут… то есть
не то что могут, а полное
право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто бы и закон
не писан.
Из этого, впрочем, вовсе
не следует, чтобы Ньютон
имел право убивать кого вздумается, встречных и поперечных, или воровать каждый день
на базаре.
— Нет, нет,
не совсем потому, — ответил Порфирий. — Все дело в том, что в ихней статье все люди как-то разделяются
на «обыкновенных» и «необыкновенных». Обыкновенные должны жить в послушании и
не имеют права переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные
имеют право делать всякие преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные. Так у вас, кажется, если только
не ошибаюсь?
Паратов. Мне
не для любопытства, Лариса Дмитриевна, меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли женщина забывает страстно любимого человека:
на другой день после разлуки с ним, через неделю или через месяц…
имел ли
право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще
не износила» и так далее…
Паратов. Извините,
не обижайтесь
на мои слова! Но едва ли вы
имеете право быть так требовательными ко мне.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло,
на которое никто, кроме ее,
не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха
не поблагодарила ее, даже
не взглянула
на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и
на чепце были ярко-желтые ленты.
— Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка начинает приближаться, давай бог ноги! Я
не таков. Но довольно об этом. Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно. — Он повернулся
на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи!
Не смотри
на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного,
имеешь право не признавать чувства сострадания,
не то что наш брат, самоломанный!
— Вы продолжаете шутить, — произнес, вставая со стула, Павел Петрович. — Но после любезной готовности, оказанной вами, я
не имею права быть
на вас в претензии… Итак, все устроено… Кстати, пистолетов у вас нет?
— Ты уже чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо
правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilli, [Старомодно (фр.).] и
не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: «Какого вина вы хотите, красного или белого?» — «Я
имею привычку предпочитать красное!» — отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит
на него в это мгновенье…
«Раздавили и — любуются фальшфейерами, лживыми огнями. Макаров
прав: люди — это икра. Почему
не я сказал это, а — он?.. И Диомидов
прав, хотя глуп: людям следует разъединиться, так они виднее и понятней друг другу. И каждый должен
иметь место для единоборства. Один
на один люди удобопобеждаемее…»
«Я
имею право гордиться обширностью моего опыта», — думал он дальше, глядя
на равнину, где непрерывно, неутомимо шевелились сотни серых фигур и над ними колебалось облако разноголосого, пестрого шума. Можно смотреть
на эту бессмысленную возню, слушать ее звучание и —
не видеть,
не слышать ничего сквозь трепетную сетку своих мыслей, воспоминаний.
«Я
не Питер Шлемиль и
не буду страдать, потеряв свою тень. И я
не потерял ее, а самовольно отказался от мучительной неизбежности влачить за собою тень, которая становится все тяжелее. Я уже прожил половину срока жизни,
имею право на отдых. Какой смысл в этом непрерывном накоплении опыта? Я достаточно богат. Каков смысл жизни?.. Смешно в моем возрасте ставить “детские вопросы”».
«Мастеровой революции — это скромно. Может быть, он и неумный, но — честный. Если вы
не способны жить, как я, — отойдите в сторону, сказал он. Хорошо сказал о революционерах от скуки и прочих. Такие особенно заслуживают, чтоб
на них крикнули: да что вы озорничаете? Николай Первый крикнул это из пушек, жестоко, но — это самозащита. Каждый человек
имеет право на самозащиту. Козлов —
прав…»
— Нет,
не имею права, — сказал солдат,
не взглянув
на него.
— Ага! — и этим положил начало нового трудного дня. Он проводил гостя в клозет, который
имел право на чин ватерклозета, ибо унитаз промывался водой из бака. Рядом с этим учреждением оказалось
не менее культурное — ванна, и вода в ней уже была заботливо согрета.
— Господи, боже мой, ну конечно! Как раз
имеете полное
право. Вот они, шуточки-то. Я ведь намекал
на объемное, физическое различие между нами. Но вы же знаете: шутка с правдой
не считается…
— Коренной сибиряк более примитивен, более серьезно и успешно занят делом самоутверждения в жизни. Толстовцы и всякие кающиеся и вообще болтуны там —
не водятся. Там понимают, что ежели основной закон бытия — борьба, так всякое я
имеет право на бесстыдство и жестокость.
— Безошибочное чутье
на врага. Умная душа. Вы — помните ее? Котенок. Маленькая, мягкая. И — острое чувство брезгливости ко всякому негодяйству. Был случай: решили извинить человеку поступок весьма дрянненький, но вынужденный комбинацией некоторых драматических обстоятельств личного характера. «Прощать —
не имеете права», — сказала она и хотя
не очень логично, но упорно доказывала, что этот герой товарищеского отношения —
не заслуживает. Простили. И лагерь врагов приобрел весьма неглупого негодяя.
«Неправильность самооценки, недостаток уверенности в себе. Факты эти
не должны были смущать меня. Напротив: я
имею право гордиться моей устойчивостью», — соображал он, сидя в вагоне дороги
на Варшаву.
Предполагая
на другой же день отправиться домой, с вокзала он проехал к Варваре,
не потому, что хотел видеть ее, а для того, чтоб строго внушить Сомовой: она
не имеет права сажать ему
на шею таких субъектов, как Долганов, человек, несомненно, из того угла, набитого невероятным и уродливым, откуда вылезают Лютовы, Дьякона, Диомидовы и вообще люди с вывихнутыми мозгами.
— Какое счастье
иметь вечные
права на такого человека,
не только
на ум, но и
на сердце, наслаждаться его присутствием законно, открыто,
не платя за то никакими тяжелыми жертвами, огорчениями, доверенностью жалкого прошедшего.
— О нет! — с важностью заметил он. — Это
не давешний вопрос, теперь он
имеет другой смысл: если я останусь, то…
на каких
правах?
— А вы эгоист, Борис Павлович! У вас вдруг родилась какая-то фантазия — и я должна делить ее, лечить, облегчать: да что мне за дело до вас, как вам до меня? Я требую у вас одного — покоя: я
имею на него
право, я свободна, как ветер, никому
не принадлежу, никого
не боюсь…
— Вы тоже, может быть, умны… — говорил Марк,
не то серьезно,
не то иронически и бесцеремонно глядя
на Райского, — я еще
не знаю, а может быть, и нет, а что способны, даже талантливы, — это я вижу, — следовательно, больше вас
имею права спросить, отчего же вы ничего
не делаете?
— Я
не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только отвечаю
на ваш вопрос: «что делать», и хочу доказать, что никто
не имеет права не знать жизни. Жизнь сама тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» — я тоже
не могу,
не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а
не живете. Что из этого выйдет, я
не знаю — но
не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
Татьяна Марковна
не совсем была
права, сравнив ее с Мариной. Полина Карповна была покойного темперамента: она
не искала так называемого «падения» и измены своим обязанностям
на совести
не имела.
Он рад броситься ей
на помощь, но
не знает ничего и даже
не имеет права разделить ни с кем своих опасений.
— И лень, и претит. Одна умная женщина мне сказала однажды, что я
не имею права других судить потому, что «страдать
не умею», а чтобы стать судьей других, надо выстрадать себе
право на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.
— Друг мой, я согласен, что это было бы глуповато, но тут
не моя вина; а так как при мироздании со мной
не справлялись, то я и оставлю за собою
право иметь на этот счет свое мнение.
— Слушайте, вы… негодный вы человек! — сказал я решительно. — Если я здесь сижу и слушаю и допускаю говорить о таких лицах… и даже сам отвечаю, то вовсе
не потому, что допускаю вам это
право. Я просто вижу какую-то подлость… И, во-первых, какие надежды может
иметь князь
на Катерину Николаевну?
Между прочим, я возразил ей, что я даже и
не имею теперь
права учиться, потому что должен трудиться, чтобы содержать маму и Лизу; но она предлагает
на то свои деньги и уверяет, что их достанет
на все время моего университета.
Филиппинский архипелаг, как parvenu какой-нибудь, еще
не имеет права на генеалогическое дерево.
Губернатор, узнав, что мы отказываемся принять и другое место, отвечал, что больше у него нет никаких, что указанное нами принадлежит князю Омуре,
на которое он
не имеет прав. Оба губернатора после всего этого успокоились: они объявили нам, что полномочные назначены, место отводят, следовательно, если мы и за этим за всем уходим, то они уж
не виноваты.